Известное дело, каждый в глубине души надеется на чудо. Даже при нашей чудовищной жизни. Несмотря на окаменевший в сознании некоторых скепсис. И мало того. У нас тут кое-кто воображает, что чудо свершается ежесекундно, только не с нами (и якобы потому мы его не видим!). Не дано, видишь ли. А еще, вроде, потому, что большинство населения нашего двора таки страдает дальнозоркостью, в значительной степени благодаря империалистическому советскому прошлому. Близорукие – тем повезло: ложку видят, вилкой в жену вместо огурца не тыркают за столом – и уже о, чудо!
Да что толку философствовать, если даже фантастически ослабленная резвотекущей действительностью душа Сары Львовны оказалась подверженной этим, честно говоря, иллюзиям за чудо. И я вам прямо скажу, что у нас во дворе от этой дамы реалистического покроя никто не ожидал той выходки, о которой я сообщу дальше! Ну пусть – Анна Пантелеевна, пусть – Пальмира Ивановна, пусть даже Мотя с ее романтическим атавизмом (но ни в коем случае, естественно, Марья Ивановна) что-нибудь да отчебучит. Потом разговоров размером на три депутатские сессии хватит. Но чтобы сама Сара Львовна…На самый кончик ножа, вот на такую крошечку ванили, какую в тесто пирожковое бросают, дремала в Саре Львовне эта вера. Не проявляясь, однако, никак. Пока двор не облетела новость – Дора собирается совершить паломничество к могиле уманского цадика Нахмана, пророка то есть. Чтобы выклянчить у него – чуда. Что имелось в виду касательно Доры конкретно – можем только догадываться. А вот Мотя хмыкала и многозначительно давила при встрече на заклопотанную, всю в беготне соседку.
– И чего это она на такой дискомфорт решилась? – недоумевала Мотя в присутствии Пальмиры Ивановны и других соседок, взволнованных опасным решением Доры. Как-никак, «путь и далек и долог», а Дора далеко не козочка, чтобы резво скакать к Умани, выдерживая правила паломничества. Мотя как раз вспоминала рассказы туриста из сеседнего двора, который только что вернулся из автопутешествия и якобы видел огромную толпу народу, жаждущего помощи от всесильного пророка.
– А то мы не видим, как часто Арнольд дома бывает! Наверное, уже и номер квартиры забыл… – отвлекла её праведная Пальмира Ивановна, верная подруга Доры, но сильно оскорбленная. Оказывается, она о решении подруги узнала позже всех! Разве ж можно пережить такое? Поэтому она корчила из себя обиженную и вместо того, чтобы поддерживать Дору в ее нелегком испытании, не жалела масла в огонь мнимых измен Арнольда Петровича.
– Но и бабы теперь! Сплошь и рядом разлучницы! Поматросят и бросают, – жалобно простонала вошедшая в образ Мотя.
– А ты его, такого, брось, попробуй! Вон какой гигантелло – сам кого хочешь бросит. Сам же и вернется – или он еще найдет где такую, как Дора? Чтоб его терпела? Вечно балкон завешен: стирка, стирка, стирка. И как это он только пачкается так?
- Да не он пачкается, а она – чистюля, – возразила Мотя. Она была твердо убеждена, что не бывает неаккуратных мужчин, бывают неряхи-женщины. Такие не забывают накрасить губы, но на их мужей смотреть жалко: мятые, небритые. Правда, опыта в обслуживании собственного мужа у Моти так и не появилось. Но и во дворе примеров достаточно.
Обмыв косточки отсутствующим, соседки разбрелись. Мотя, естественно, уже была охвачена синдромом нетерпения все поведать Саре Львовне, которая  что-то долго не появлялась на балконе. И это уже почти два часа! Что, конечно, повлияло на внутреннюю атмосферу –  во дворе стали даже беспорядки проявляться. И если бы не оперативное вмешательство дворника Нади, то мало ли чего могло быть! Мотя рванула к подруге.
А у Сары был бедлам. Большая дорожная сумка валялась посреди комнаты, и хозяйка сосредоточенными бросками швыряла в нее то одну, то другую вещь.
Мотя смотрела на Сару во все глаза:
– И что ты имеешь мне сказать?
Но подруга молча затягивала змейку, отчего сумка стала меньше и очень напоминала пионерский барабан. Наконец Сара Львовна удостоила диван своим расположением и отхекивалась, вытирая потный лоб. Мотя выжидала.
– Вот деньги. Будешь кошку кормить, – рявкнула вдруг Сара Львовна.
– Не поняла!
– Мотя, ты меня нервируешь! Могу я раз в жизни что-то сделать необычное?
– Из ряда вон?
– Или! – тут Сара Львовна поднялась к зеркалу, чтобы подкрасить губы и туже затянуть гульку, которая рассыпалась во время ее скачков по квартире.
– Так и ты тоже – за чудом?! – выдохнула Мотя, все еще не веря своим глазам, ушам и всей своей коже, которой она особенно остро переживала любые нервные потрясения. – На что ты купилась? Загадать желание? Та сейчас вся страна там встала бы, если бы это что-то дало!
Но за окном уже громыхала сумкой-тележкой выряженная в дорожный прикид Дора. И эти звуки подняли как по тревоге подтянуто строгую, роскошную фигуру Сары Львовны и погнали ее вниз по ступеням грустно поющей лестницы. Навстречу неизвестности и короткому счастью ожидания чуда.
«Ну вот, – вздохнула Мотя, – она терпит мои вывихи… наступил и мой черед…»